Сергей Чобан: «Единственный капитал, который у меня есть, – это мое имя»

Сергея Чобана по праву называют самым успешным русским архитектором на Западе. Ему единственному удалось открыть архитектурное бюро в Берлине и реализовать ряд проектов, ставших знаковыми для Европы. В России он автор таких проектов, как башня «Федерация», петербургские бизнес-центры «Невская ратуша», «Лангензипен», – все этим зданиям сегодня отводится роль новых достопримечательностей двух столиц. По его словам, следует каждый раз стремиться создать шедевр, вписывающийся в национальные архитектурные традиции. Насколько легко с такой позицией работать в условиях рынка?
695
Автор: Павел Чернышов
– Долгое время вы работали в Германии, не так давно возобновили практику в России. Почему сегодня именно Россия и Германия стали основными центрами в вашей работе? Это продолжение традиционного культурного диалога, реакция на политическую ситуацию или были причины более прагматического характера?

– В Германии я оказался по причинам профессионального характера. По окончании учебы в Академии художеств организовал свое бюро в Петербурге и разрабатывал разные, достаточно крупные и интересные проекты. Но все они в тот момент не имели шанса реализоваться. А мне, как архитектору, была необходима практика, я хотел видеть спроектированные мною здания уже построенными. Германия тогда развивалась очень бурно и потому была для меня очень привлекательна. В девяностом году меня пригласили провести выставку в Гамбурге, после которой я остался работать в бюро nps. Это была та горячая фаза, когда после воссоединения Германии в восточных землях реализовывалось много интересных проектов. В 1996 году я открыл офис в Берлине. Понятно, что Германия с точки зрения рабочего проектирования и вообще проектного процесса страна практически образцовая. Там многому можно научиться, и поэтому для меня этот период был и остается очень важным. Наше берлинское бюро по-прежнему разрабатывает много проектов для Германии, и их количество не уменьшается в связи с моей активностью в России.

Что касается «возвращения» на родину, то мне хочется здесь создавать красивые, интересные здания. Это также наиболее интересное поле для применения того опыта, который у меня уже накоплен. Это страна больших, по-европейски спроектированных городов, и она располагает экономическими возможностями, которых сегодня нет в Германии и других странах. Это интересно. Мое решение уехать в Германию, а потом и продолжить работать в России не было связано с политической осью Германия – Россия или с родством культур. Это скорее связано с тем, что в тот момент, когда у меня была потребность учиться, Германия была для этого самым подходящим местом – это отличная школа проектирования и качественного строительства. А Россия сегодня предоставляет уникальные возможности для реализации сложных, интересных архитектурных и градостроительных замыслов – то есть позволяет применять полученный опыт на практике.

– Сейчас в России активно работают многие архитекторы с мировым именем. Насколько приход звезд первой величины может повлиять на архитектурный облик российских городов?

– Я не думаю, что качество архитектуры напрямую зависит от того, какое количество мировых звезд приедет в Россию. Если посмотреть на развитие архитектуры Петербурга в XVIII–XIX веке, можно легко заметить, что в Петербург приезжали звезды не первой величины. Но, получив уникальные возможности и обладая опытом работы в мировых столицах, они сумели одарить Петербург уникальными, замечательными зданиями, которые, собственно, и стали определять облик этого города. Человек, приезжающий сюда из-за границы, должен обладать значительным терпением и большим количеством времени. Пока довольно частый вариант, когда пытаются что-то спроектировать, рассматривая Россию как транзитный пункт при движении из одной страны в другую. Возможно, так можно работать в Дубаи или Шанхае, но в Москве, Петербурге и других русских городах такой подход ни к чему не приведет. Здесь нужно полностью посвятить себя этой стране, понять ее традиции, привычки и менталитет людей.

– Возможно ли в современных условиях говорить о развитии русских традиций в архитектуре?

– Не только возможно, но и нужно. Все крупные архитектурные школы обладают определенными национальными чертами. Ошибочно думать, что можно просто создать некое ответвление западной архитектуры, повторив в России какие-то иностранные образцы. Я считаю, что прежде всего необходимо понять, что же было оригинальным, уникальным в традиционной российской архитектуре, что ее отличает от других школ. В России очень мягкий свет, отсутствие теней. Из-за преобладания пасмурной погоды и долгой зимы здесь отсутствуют возможности слабо выраженным рельефом добиться большого контраста игры света и тени на плоскости фасада. Именно по­этому российская архитектура всегда была цветной, очень рельефной, сочной по своей орнаментальности. Русского стиля нет, есть традиция российской архитектуры и культуры. Очень трудно страну, занимающую одну шестую часть света, просто пристегнуть к Европе. Хотя по своим градостроительным принципам архитектура в России очень европейская. Многое в ней пришло из Европы, но было переработано на свой лад. Мне кажется, что прямое заимствование какого-то стиля – абсолютно бесперспективный путь.

– Есть ли уже примеры развития русских архитектурных традиций сегодня?

– Пока это пункт теоретической дискуссии. Если считать, что новая архитектура стала возможна только после падения социализма, то прошло еще слишком мало времени, и возраст современной российской архитектуры можно еще пока считать младенческим. При социализме все это делать было очень сложно, потому что не было ни материалов, ни свободной программы действий в разных городах. Все было очень централизованно. Но могу честно сказать, что я очень стараюсь и каждый раз задаю себе вопрос: почему это здание должно стоять в России? Мне кажется, что такие объекты, как дом в Гранатном переулке в Москве или здания «Лангензипен» или «Бенуа» в Петербурге обладают некими чертами, выражающими их принадлежность конкретному городу и даже конкретному его месту, и являются частью российского, а не некого абстрактного интернационального стиля.

Работая в определенной стране, архитектор должен улавливать культурный контекст ее развития. И если это проявляется в проекте, то скорее всего заказчик даже интуитивно поймет, что это интересно. Работать в контексте российской культурной традиции, мне кажется, должны как местные, так и приглашенные архитекторы . Судя по всему, и Растрелли, и Росси, попав в Петербург, воспринимали себя не только некими посланниками Европы, но и частью российской культуры. Иначе бы их здания не выглядели бы так, как они выглядят.

– Сталкивались ли вы с ситуацией, когда девелоперу нужно просто заполучить в проект известное имя, которое поднимет капитализацию?

– Одного без другого не бывает. Единственный капитал, который у меня есть, – это мое имя. И у любого архитектора это так. Если я начну делать проекты, в которых нет никакой «изюминки», нет ничего интересного, то спрашивается, за счет чего будет улучшаться моя профессиональная репутация? Сейчас Россия (в частности, Москва и Петербург) находится под большим инвестиционным гнетом и болеет всеми детскими болезнями быстрого роста, которыми болел, например, Берлин в начале девяностых. Некоторые проекты, реализованные в этот период, сегодня вызывают изумление и недоумение – как такое в принципе можно было построить? Ситуация в России уже стала меняться к лучшему. Правда, стоит отметить, что качественных объектов всегда делается мало.

– Насколько легко в современных условиях выстроить диалог с девелоперами? Часто можно слышать слова о том, что в современных условиях строить уникальные, детально проработанные объекты экономически невыгодно.

– Большой гнет быстрых инвестиций, который довлеет над архитектором, никогда не ведет к качеству, этому могут противостоять только люди, располагающие большим опытом, временем и желанием убеждать. Всегда существует соблазн сказать себе и другим: на меня оказывают давление, поэтому лучше не оказывать сопротивления и сделать так, как хочет заказчик, не настаивая на точности в проработке каждой детали. Бесспорно, такая позиция неправильна, она не может привести к появлению интересных архитектурных решений, хотя чисто по-человечески она понятна. Ее нельзя принять, но понять можно.

Диалог с девелоперами складывается по-разному. Безусловно, удается убедить не всегда, но квотой удавшегося я доволен. До начала работы в России я ожидал столкнуться здесь с гораздо более худшим. И на своем опыте убедился, что люди готовы придать зданию авторскую индивидуальность, чтобы за счет архитектурного облика повысить имидж проекта – за счет качества архитектуры, качества отделки и деталей. Девелоперы в России, даже не обладая специальными знаниями, часто на подсознательном уровне могут понять, что выполнено качественно, а что – нет. Они выросли в больших городах, много путешествуют, могут сравнивать и ставят высокую планку, что для архитектора очень важно. Порой они не понимают, как эту планку можно достичь. Иногда они меняют решения и могут даже поменять архитектора. Но в конечном итоге заказчики хотят все большего качества и видят, что от качества архитектуры зависит продажная цена их недвижимости. Пока еще рынок не совсем насыщен и покупают все, но эта тенденция уже проходит, и на ее место приходит новая – покупают то, что интересно. Интересно не только функционально, но и по своему архитектурному облику.

– Где для вас проходит черта, за которой уже не имеет смысла продолжать сотрудничество?

– Она начинает просматриваться уже на самой ранней стадии. Если для девелопера не играет роли, как выглядит здание и насколько качественно оно будет построено, то становится понятно, что с ним не имеет смысла разговаривать.

Любой проект, в том числе и девелоперский, должен быть уникальным. Безусловно, всегда можно сэкономить на деталях. Но конечный результат всегда зависит от настойчивости и, я бы даже сказал, занудства архитектора. Потому что его основная задача – сохранить свое имя, свою репутацию. И сделать это можно только за счет того, что реализованный объект соответствует именно тем запросам, той планке, которую он сам ставил перед собой и которую обещал достигнуть заказчику. Я не видел ни одного заказчика, который бы при первой встрече сказал: «Я хотел бы сделать примитивное здание, поэтому я пришел к вам». Первоначальная цель у всех – построить уникальное здание, и только после начала работы могут возникнуть «разброд и шатание». И тут-то архитектору надо проявить разумную жесткость и показать, где действительно можно сэкономить, а где это недопустимо, так как неотвратимо ухудшит конечный результат.

– То есть архитектор должен быть еще и дипломатом?

– Архитектор должен быть дипломатом и обладать большой выдержкой. Я вам честно скажу, должно быть такое огромное количество качеств, которые у одного человека и искать-то сложно. Архитектор должен уметь достигать поставленной цели. И эта цель – построить действительно то здание, которое он спроектировал. При кажущейся простоте постановки вопроса это очень сложно.

– Вам приходилось проектировать достаточно много знаковых проектов. В России это прежде всего башня «Федерация» и «Невская ратуша», уже признанные новыми символами двух столиц. Отличается ли подход к работе при реализации таких резонансных проектов?

– Я уверен в своей компетентности и компетентности моих партнеров – например, профессора Швегера, прекрасного специалиста по высотным зданиям и, конечно, Евгения Герасимова, совместно с которым мы делаем проекты в Санкт-Петербурге. Это очень квалифицированные партнеры. С ними работа идет легче, и понятно, что ответственность делится. Но я уверен, что и у меня имеется достаточно опыта – в том числе и для того, чтобы увидеть подводные камни, которые возникают в такого рода проектах. Да, это знаковые проекты. Ужаса перед их масштабом или непосильностью задач у меня нет и никогда не было. Даже когда я занимался своими первыми проектами – такими, например, как комплекс «ДомАкваре» в Берлине. Это очень большой проект, один из самых крупных проектов Берлина, выполненных одним архитектором, – с уникально сложной логистикой. Там рылся котлован 15 м глубиной на расстоянии 20 м от реки Шпрее, которая примерно на 10 м глубже, чем дно котлована. Мы проектировали в 10 м от старейшей церковной капеллы Берлина, где стояли сенсоры, отслеживающие изменение штукатурного слоя. Как только сенсор показывал отклонение от нормы, работы сразу прекращались. То есть приходилось решать сразу много серьезных задач. И при этом ни на один цент не была превышена стоимость тендерного предложения.

– Тенденцией последних лет стал рост интереса к комплексной застройке. В результате масштаб работы архитекторов растет, приходится проектировать уже целые города. Насколько могут быть интересны подобные задачи?

– У ансамбля, который проектируется одной рукой, есть предел. Задача проектировать города, большие комплексы одной рукой часто приводит к скучным и не очень интересным решениям. Известны, конечно, прекрасные проекты, выполненные на одном дыхании. В целом следует различать проектирование мастер-плана и отдельных объектов. Когда ты занимаешься проектированием мастер-плана, надо сделать так, чтобы там могли работать разные архитекторы. Например, наше бюро разработало проект жилого комплекса в поселке «Заречье», для реализации которого мы пригласили участвовать еще три архитектурных бюро, хотя объем проекта по московским меркам не очень большой. Там четыре разных типа здания – получается очень интересный свободный ландшафтный ансамбль, в котором отдельные архитектурные типы и почерки находятся в диалоге друг с другом.

– Вам приходилось проектировать и торговые центры, и жилые комплексы, и офисы, и даже религиозные сооружения. Существует ли формат, в котором вам интереснее всего работать? Не возникало ли дискомфорта, когда из-за рамок, заданных форматом проекта, руки оказывались связаны?

– Нет. Это как раз и интересно – находить интересные решения для объектов самого разного назначения и при разных исходных данных. Естественно, есть какие-то нюансы. Например, при проектировании торговых комплексов для архитекторов внутренний дизайн почти всегда является табу – им занимаются потом арендаторы. Понятно, что и в офисном здании есть свой порог. Естественно, каждый раз ставится новая задача. Трудно назвать какие-то рамочные параметры «связыванием рук». Мы же вообще все «шьем на заказ». Мне интересно каждый раз находить новое решение.

– А не возникало сожалений, что вам не выпало работать в другую эпоху, когда коммерческие соображения никак не ограничивали архитекторов?

– Конечно, в, условно говоря, тоталитарном государстве существуют неограниченные возможности для строительства дворцов. Но определенная «бесчеловечность» этих зданий тоже является их важным параметром. Мне трудно представить, что архитекторы сталинской эпохи чувствовали себя очень комфортно, хотя для проектирования уникальных сооружений у них не было преград. Тем не менее, они были здравомыслящими людьми и понимали, какую идеологию они выражают своими зданиями. Несмотря на всю ту красивую обертку, в которую заворачивалась эта идеология, все было понятно – уже за счет нечеловеческого масштаба зданий, даже при всем качестве деталей. Это отсутствие ограничений видится мне весьма условным. Я считаю, что никакие рамки не могут помешать сделать шедевр. Мельников создал свои клубы или свой собственный дом в условиях жесточайшего материального гнета, дефицита конструктивных возможностей и материала. Тем не менее эти здания стали величайшими образцами мировой архитектуры.

– Как повлияли современные тенденции на работу архитектора, какие приметы времени диктуют условия сегодня?

– Основная тенденция, которая повлияла сегодня на работу архитектора, – это отношение к экологии. Я думаю, что в скором времени произойдет разочарование в больших стеклянных фасадах. Некое возвращение к консервативным фасадам, где доля защищающей поверхности (кирпич, камень) по отношению к открытой поверхности (стекло) увеличится. Потому что это самые консервативные способы теплоизоляции. «Умные» фасады достаточно энергоемкие в изготовлении и в последующей эксплуатации. Тенденция к сохранению энергии во всех странах будет только развиваться. Что касается качества, всегда есть качественная и некачественная архитектура, это не зависит от времени.

Информация

Сергей Чобан Известный архитектор из Санкт-Петербурга, долгое время работает в Германии, партнер в архитектурном бюро NPS Tchoban Voss в Берлине и партнер объединения SPeeCH в Москве. Один из авторов проекта самого высокого небоскреба в Европе – башни «Федерация» в ММДЦ «Москва-Сити», проект которой был разработан им совместно с немецким архитектором Петером Швегером. 2007 год для г-на Чобана был отмечен победами его архитектурного бюро в конкурсах проектов общественно-делового комплекса «Невская ратуша» и выставочного комплекса «Газпрома» в Санкт-Петербурге. Кроме того, в 2007 году по проекту архбюро Чобана была построена первая очередь бизнес-центра «Бенуа» на Свердловской набережной в Петербурге, в Берлине состоялось открытие магазина «Сатурн» на Тауенциенштрассе и синагоги в районе Вильмерсдорф. В 1986 г. закончил архитектурный факультет Санкт-Петербургского государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина.
С 1986 г. – работа в качестве дипломированного архитектора в России.
1992 г. – работа в качестве архитектора в Nietz Prasch Sigl в Германии.
1995 г. – партнер в архитектурном бюро nps und partner GbR, Nietz • Prasch • Sigl • Tchoban • Voss Architects.
2003 г. – партнер в архитектурном бюро nps tchoban voss – Hamburg Berlin Dresden.
В 2004 г. открывается архитектурное бюро «Чобан и партнеры» в Москве.
С 2006 г. г-н Чобан является партнером и творческим руководителем архитектурного бюро SPeeCH, объединившего два бюро – «Чобан и партнеры» и «С.П.Проект».

Коментарии (0)


Поделиться

3451

журнал CRE 3 (437)

Март, 2024
Стратегическим партнером журнала в 2024 году является компания PIONEER Вышел из печати мартовский выпуск журнала (№3, 2024). Соредактором CRE в этот раз стал Алексей Мирошников, генеральный директор компании PIONEER. ЧИТАЙТЕ В НОМЕРЕ: Летучка Алексей Мирошников: «ЗАДАВАТЬ ТОН ПРОДОЛЖАТ СИСТЕМНЫЕ СТОЛИЧНЫЕ ДЕВЕЛОПЕРЫ»   Склады и логистика МЕДВЕЖИЙ УГОЛ Объем сделок на рынке складской недвижимости сравнялся с московским   Инвестиции ЗАКРЫТЫЙ ПОКАЗ ЗПИФы установили историчес...

подпишись НА эксклюзивные новости cre